Глава 17. Этап (1985 г)

       Медленным движением, чтобы не вызывать к себе «интереса» конвоя, я повернул голову в сторону, откуда боковым зрением видел что-то светлое. Вдали виднелся вокзал. Там освещено, и люди вольные ходят по перрону, даже не подозревая, что в каких-то двухстах шагах от них, там, в темноте, сидят на корточках сотни этих несчастных. Когда-то и я, шагая по перрону, не знал и не интересовался, что происходит дальше этого хорошо освещённого места. А там происходит как раз то, что не должно быть освещено. Это теневая сторона нашего общества.

Спустя считанные минуты я стал чувствовать, что так я долго не выдержу. Нижние зубы уже стучали по верхним. Тело начало колотить, словно я сел на отбойный молоток. Карцер вспоминался мне сладким сном. Я подумал: есть ли предел для того, чтобы, сравнивая, не находить разницы? Наверное, нет. Есть и такое положение на Земле, когда можно завидовать умершим, это когда тебя пытают всякими приспособлениями. Уже от холода казалось, что лучше бы находиться в камере пыток, но только чтоб там было тепло. Никогда в жизни так не мёрз. Хотел было уже упасть и не вставать, но на ум пришла мысль: «Не падай духом где попало».

Где-то в глубине души таился какой-то интерес к новым, никогда мною не испытанным чувствам. В этой неординарной ситуации, возможно, это были непроизвольные импульсы, посылаемые мозгом для самоуспокоения. Я находил какую-то потаённую радость от ранее незнакомых ощущений, испытываемых мною в это время.

Ещё через минут десять у меня уже не было пальцев ни на руках, ни на ногах. Точнее, они были, но я ими уже не управлял. Стал чувствовать, что скоро, то же самое будет и с остальными частями тела.

Что делать? Кого просить? Разве можно что-либо изменить в данной ситуации? Я опустил правое колено на землю и почувствовал, как снег жжёт сквозь брюки. В этот момент тот, что справа от меня, который выглядел как настоящий зэк, зашевелился, и солдат, что стоял за нашей спиной без овчарки, пнул его, а он возьми да поднимись во весь рост, чем очень всех удивил.

– Упал! быстро! – заорал солдат с противоположной стороны, и все солдаты ощетинили свои автоматы.

 Тот быстро присел, видно вспомнив, чем это чревато. Я не в состоянии был даже спросить, зачем он это сделал.

       На этом этапе шли разные режимы вперемешку: от «химиков» до «полосатиков». Поэтому стрелять могли без предупреждения. Этап есть этап. Там не бывает тех, в которых нельзя стрелять. Не важно, кто «дёрнется» в сторону, - «химик», которому дали год, или, -  «полосатик», который едет на «крытку». «Полосатики» – это особо опасные рецидивисты, отбывающие срок в лагерях особого режима. «Крытка» – это тюрьма, где наказанные будут находиться в камерном режиме круглые сутки до трёх лет. Там работа, там же и жильё. «Крытка» – это наказание для тех, кому нельзя добавить срока из-за его максимальности. Не расстреливать же их за многократные нарушения тюремного режима.

Обычно «крытке» предшествуют несколько карцеров и «буров». БУР – это Барак Усиленного Режима. Туда сажают сроком до полугода. Но после трёх БУРов, если они не подействовали, то особо отчаянных отправляют на «крытку». Дальше «крытки» только «вышка», то есть – высшая мера наказания.

Даже в этом состоянии мозг продолжал размышлять о разном. В голову лезли мысли о том, как всё поставлено на поток. Как отлаженно работает эта система инкубатора. Зеки бесплатно работают а солдаты бесплатно охраняют. Одним внушили вину, а другим долг.

Дрессировать животных гораздо сложнее. С человеком намного проще, достаточно ему внушить, и он исправный раб того, что ему внушили.

       А вот привезли и вторую партию. Нас стало в два раза больше. «Воронок» уехал за третьей партией, которую я уже не рассчитывал увидеть - думал не доживу. Моё тело, казалось, состоит из какого-то жёсткого материала, который не поддаётся изгибам. Свежепривезённые отличались тем, что их шапки ещё не были покрыты снегом.

       Пайка моя, которую не во что было завернуть, с самого начала лежала передо мною и уже была наполовину занесена снегом. Я смотрел на эту рыбу, на её безмолвную неподвижность и думал, каким издевательствам подвергает человек эти невинные существа с полной уверенностью в том, что имеет на это право. Её поймали в сети и выбросили на палубу, вместе с тысячами сородичей, умирать без кислорода. Потом бросили в бочку со специальной жидкостью, и вот теперь моя очередь терзать её тело, грызть её кости. Но для нас это обычное дело и никакое там не кощунство, и мы это делаем с удовольствием. Глядя на эту уже наполовину похороненную снегом рыбу и трясясь по-прежнему от холода, я думал о том, как же велика и мудра природа. Она сама медленно хоронит мёртвое тело. А я, человек, должен её раскопать вопреки природе и съесть! Я отчасти уже завидовал этой рыбе. Все муки для неё уже позади с тех пор, как она задохнулась ещё на палубе.

 Какие только не полезут мысли перед смертью! Да, именно перед смертью, так как в этой ситуации выход только один – актировка в случае смерти. А если доживёшь, то ты счастливчик. Третьего не дано. Было ужасно не столько от холода, сколько от того, что рядом со мной было столько разумных существ, которые были в достаточном тепле, при этом на их глазах я мог умереть, и это было бы нормальным явлением! Именно эта действительность пугала. Как же мы далеки от тех разумных существ, за которых себя выдаём! В мыслях стала быстро пробегать вся жизнь как ускоренное кино, только намного быстрее. Когда-то слышал, что перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами. Вспомнив об этом, я ещё больше испугался.

– Неужели резервы организма исчерпаны!?