Глава 17. Этап (1985 г)

Настолько мне было дурно от всего этого, что даже тому смертнику стал завидовать. Если бы мне предложили в этот момент пожизненно сидеть в тёплой камере, я бы согласился нераздумывая.

Дожил я и до третьего рейса. Но это ничего не давало. Нам предстояло ждать «столыпинский» вагон. После третьего рейса прошло ещё минут двадцать. Начальство пересыльной тюрьмы страхуется, и потому привозят арестантов намного раньше, во избежание каких-нибудь задержек с отправкой. У меня включилось «второе дыхание». Я почувствовал, что организм истощил уже все свои резервы. Некоторое время дрожь помогала, а теперь и дрожать перестал.

-Что же будет дальше? Как себя поведёт организм? Неужели нет каких-нибудь более глубоко скрытых для такого случая резервов «особого назначения»? Какая безнадёжность! Что делать? Кого просить? Кто может войти в моё положение и ощутить, что я испытываю?

В этот момент я почувствовал плечом прикосновение чего-то твёрдого и одновременно с этим услышал голос солдата.

– Ты можешь опустить руки.

Тогда я понял, что мысли мои были настолько сконцентрированы, что они не могли быть не услышаны. Сам того не зная, видимо, послал мощные импульсы, что-то на подобии «SOS». Такие сигналы улавливаются лишь теми, для кого они посланы. В данном случае они были посланы к тем, кто может влиять на данную ситуацию и у кого сохранилось в душе милосердие.

Когда я попробовал опустить руки и обнять себя, то удивился тому, как медленно мне это удалось. Около часа сидевший в одном положении, оперевшись локтями о колени, я с трудом сменил положение, и обняв себя как родного, пытался дышать на себя, чтобы не терять того тепла, что я выдыхал. Казалось, где-то в области живота теплится последний признак тепла, а значит жизни.

Вот когда ценится жизнь! Когда она подаёт признаки.

- Если сейчас доживу до тепла – подумал я, то всю оставшуюся жизнь буду закаляться холодной водой, чтобы легче переживать подобные ситуации.

И вдруг! Какое счастье! Поступила команда приготовиться, и послышался гудок приближающегося состава. Все оживились, но никто из арестантов не смел подниматься.

– Дожил! – сказал я тихо сам себе и улыбнулся тупой и неживой улыбкой, которая мне не удалась из-за переохлаждения всех мышц лица.

 Когда поступила команда я попробовал встать, а меня – словно саблей по спине. Я осёкся и замер в положении «зю». В глазах потемнело, и на некоторое время потерял ориентир в пространстве. Придя в себя, первое, что увидел перед глазами, это пайка, о которой уже совсем забыл на радостях. Оказывается, в тот момент, когда себя потерял, я снова присел. Взяв хлеб и рыбу со снега, и упираясь как старик о колени, поднялся и увидел, что стали подводить к составу. Всё тот же сочувствующий мне солдат постарался пропустить меня раньше остальных к составу.

- Мир не без добрых людей – подумал я.

В «столыпине» всё в решётках и без всяких окон, и полки из досок в четыре яруса. Нас запихали битком без разбора режимов. Это будет делаться по пути, чтоб не задерживать состав. Трёх «воронков» мало для одного «столыпина», места всем хватит. Когда всех раскидали по режимам, то нас осталось человек пять в купе. Ехать нам предстояло недолго: менее суток. Больше стоим, чем едем. По дороге ещё несколько человек прибавилось на какой-то станции.

- И где их только берут?