Глава 18. Химия (1985-88 гг)

Первая ночь прошла спокойно. Я лежал в кровати на белой постели! Мне не верилось в это. Никак не мог заснуть от радости, переполнявшей душу. Ведь я ещё не знал всего того, что меня здесь ждёт. Несколько раз за ночь вскакивал с постели и подходил к окну, чтобы убедиться в том, что я могу своими глазами видеть волю, видеть дома, людей, машины, заживо захороненные за ночь снегом. Пусть всё это видно через решётку, но видно! Какое это счастье!

– Как странно, – думал я, любуясь и наслаждаясь ночным городом, – что к этому быстро привыкают.

Я радовался. Радовался тому, что могу писать письма, что больше не придётся есть эту баланду, что буду работать на воле, хоть и под надзором; что для того, чтобы увидеть волю, пусть даже и через решётку, стоит лишь подойти к окну. Заснул лишь перед самым подъёмом.

Резкий звонок разбудил всех. СПП-шник проходит по коридору, включает свет во всех комнатах и покрикивает о построении на проверку. Это был первый звонок в шесть утра. Пока одевался, в голове мысленно промелькнули те годы моей жизни, когда я вставал по звонкам. Их оказалось больше, чем я думал. С самого детства я вставал в четыре утра по звонку будильника, чтобы подметать школьный двор. Все те годы, пока росли младшие сестрёнки, ежедневно вставал в четыре утра, чтобы занять очередь за молоком. Потом родился братишка, и всё повторилось опять. Все годы, когда жили в степях и когда я работал у других, тоже вставал в четыре утра. В селе у тёти, когда жил там в каникулы и в выходные, подъём – строго в четыре. В интернате вставали по звонку в шесть утра. В армии – по звонку. Теперь и здесь – по звонку целых три года. Итого, около семнадцати лет, то есть больше, чем две трети прожитой жизни. Завершила же эту череду главная мысль о том, что я когда-нибудь добьюсь того, чтобы я мог и вставать, когда захочу, и ложиться, и работать, и отдыхать. Всё буду делать не по установленным кем-то порядкам, а по собственному расписанию и по собственному усмотрению.

Это было моё первое утро, когда я проснулся и увидел, что я не в камере, а в нормальной комнате, где всего четыре человека, а не сорок. Что-то очень напомнило мне службу в армии. Мы так же вскакивали, быстро одевались и выстраивались. На этаже – больше ста человек. Все выстроились вдоль коридора по обе стороны, и СПП провело проверку, попутно делая всевозможные пометки в журнале. После первого звонка до второго был ровно час на утренний туалет и подготовку к отправке на работу. Но нас, новеньких, в этот день повезли только устраивать.

Вечером того же дня нас «прозондировали», то есть по одному заводили в кабинет, где сидело несколько милиционеров, которым теперь в течение трёх ближайших лет мы отданы в распоряжение. Там решалась твоя дальнейшая участь, то есть, решал ты сам. Тебе предлагается два пути, - «за» или «против». Каждый решает сам что выбрать, и мне предстояло определиться. Но по всем моим тогдашним знаниям этого мира, этой системы, по доверию к нему, по опыту и наблюдению с самого детства вступить в СПП или что-то в этом роде для меня было практически немыслимым ходом. Жаль, что не дают тебе третьего варианта, - просто оставаться самим собой и не быть ни за правых ни за левых, ни за белых и ни за красных. Честное слово, не хотелось ни за кого. Хотелось просто быть самим собой, ни кого не трогать, ни с кем ни чего не делить, ни кому из сторон не принадлежать, а просто искупить свою вину и впредь не повторять этого в жизни. Работать над собой, развивать себя по возможности в разных направлениях и радоваться тому, что есть и что будет впереди. Увы, такого выбора не дают, и других красок тут нет. Не говоря уже об оттенках. Есть только белое и чёрное.  

Но наставления моего брата, прошедшего всё это, мне были дороже, и я, как он меня учил на такой случай, поступил именно по его «инструкции», то есть без колебания отрезал раз и навсегда, сказав твёрдое «нет!». После этого мне дали понять, причём открытым текстом, чтобы я пенял на себя. Этого не скрывают. У них девиз такой: «Кто не за нас, тот против нас».

С устройством же на работу нам повезло. То ли девушка в этой конторе нас пожалела, то ли так было суждено, мы не попали в те цеха химзавода, где вольные не хотят работать ни за какие деньги. Нам выпало работать на стройках. Пусть холодно, но не вредно. Дали всё тёплое: от шапки-ушанки до валенок. Но ничего не бывает задарма, с нас потом вычтут.

Теперь распорядок дня для нас определён раз и навсегда. Первый звонок – в шесть утра, второй – в семь, это развод по объектам. Нас возили в будке бортовой машины. Первый наш объект был километрах в тридцати от города. Весь день – на работах, и к семи часам – мы уже в комендатуре выстраиваемся по звонку на проверку. Потом – три часа личного времени, а в десять – звонок, построение, проверка, назначение нарядов на уборку помещений и отбой. После отбоя могут ходить только те, кто моет полы в коридоре, выносит мусор и т.д.

На работах нас предупредили, что малейшее замечание – сразу звонок в комендатуру, что считается нарушением. Первым делом нам поручили лезть в канализационную яму и вычищать лопатой осевшую, утрамбованную временем грязь. Мы в новых бушлатах, и ни у кого из нас не было особого желания туда лезть. Поскольку со мною был друг Женя, я, не задумываясь, полез первым, чтобы его избавить от такой необходимости. Никто не будет стоять над душой. Всё предельно просто: если не будет сделано – звонок в комендатуру.

       А ещё было обидно, что вольным платят «северные», а нам – нет, как будто вольные находятся на севере, а мы нет. Нам с трудом хватало на чай, хлеб и маргарин вместо масла, так как это дешевле, а разница небольшая. Иногда шиковали икрой, правда, баклажановой, но всё же не баланда. Когда морозы доходили до минус пятидесяти, то для вольных день актировался, то есть они не работали, а день этот оплачивался. Нам же всегда находили работу, поскольку платить не надо.

Однажды, проснувшись раньше звонка, как обычно, первым делом глянул в окно, было ещё темно, и меня удивило то, что нет снега, который ещё вечером был по пояс. Долго всматривался, не понимая, как может такое быть, что нет снега, если на окнах по углам узоры? Мне не терпелось оказаться на улице и увидеть землю без снега. Как я узнал потом, сугробы на улице ни куда не делись, просто всю ночь с химзаводов ветер дул на город, и на снегу за ночь появился слой коричневой пыли.

– Да, – подумал я, – и как же здесь люди живут по собственной воле?

А когда я узнал, что лето здесь длится всего пару месяцев, а большую часть года – всё в снегу, я понял для себя только одно: я ни за что бы не стал жить здесь по собственной воле. Здешний климат можно охарактезировать шуткой:

-      В Череповце было лето?